Сегодня в нашей рубрике «Гости монастыря» — о. Дионисий Ковалев, клирик Свято-Духова кафедрального собора, потомственный священник и многодетный папа.
О. Дионисий родился в Минске в 1989 году в многодетной православной семье. Ее глава — протоиерей Анатолий Ковалев — служил священником без малого 40 лет и был духовником Минской епархии. Кроме о. Дионисия, остальные его девять детей тоже выбрали духовный путь в своей жизни.
В начале Великого поста мы говорим с о. Дионисием об укладе жизни в большой семье, традициях, воспитании детей и, конечно, о любви к Богу и ближнему.
— Вера в жизни моего отца была всегда, и свое служение он выбрал осознанно, — рассказывает о. Дионисий. — Дед по отцу был военным, его вера, скажем так, была с переменным успехом. А вот мама моего отца была глубоко верующей и на склоне лет по благословлению владыки Филарета приняла монашество в миру. Она всю свою жизнь была прихожанкой кафедрального собора. Можно сказать, что она и привела сюда своего сына — моего отца. А начинал он клиросное послушание в храме благоверного князя Александра Невского.
Для получения священного сана — а это был 1975 год — отцу пришлось поехать в Ставропольский край, в Северную Осетию. Он был рукоположен во священника в городе Грозном и некоторое время прослужил там. Когда в Беларусь приехал митрополит Филарет, то забрал моего отца сюда.
В кафедральном соборе отец служил священником до начала 2000-х годов. Далее — нес послушание в Соборе святых апостолов Петра и Павла. Одновременно был духовником Минской епархии (исповедовал духовенство) и прихода святого Архангела Михаила в деревне Новый Двор.
— В этом году десять лет, как Ваш отец отошел в Вечность. Думая о нем, что сейчас Вы вспоминаете чаще всего?
— Характер. Он был настоящий православный отец. Я — девятый ребенок в семье (всего нас у родителей десять) и уже знал его состоявшимся священником. Например, многие говорят, что отец Анатолий был тихим и спокойным. Да, он был таким, но в нужный момент, когда видел, что ситуация принимает опасный оборот, мог быть довольно жестким. Например, в храме нам, детям, мог делать публичные замечания о поведении. А временами это касалось и взрослых. Помню, одну прихожанку (она несла какое-то послушание при церкви) строго обличил за неверное исполнение обязанностей прямо на проповеди.
Или, к примеру, идет служба. Дети в храме ходят, разговаривают. Отец останавливает службу, делает замечание родителям этих детей и самим детям. Строго наставляет, что здесь идет молитва и такое поведение недопустимо. Такого рода замечания от него были нередки. Но эти меры были точны, и все понимали, что необходимы. Прихожане его любили. А я сейчас еще отчетливее вижу, что и в нашей семье такие меры были оправданы, особенно если проследить всю цепочку отцовской заботы о каждом.
— В чем для Вас главный духовный пример отца?
— Отец мне как-то сказал, что только в зрелом возрасте осознал, как правильно воспитывать детей. Изначально он думал, что нужны только строгая дисциплина и больше кнут, чем пряник. А потом понял, что нет, это неверно, и воздействовать на ребенка нужно любовью. Можно сказать, он понял, что такое любовь.
В светском понимании любовь и смирение считаются слабостью, но на самом деле всё наоборот. Любовь — это и строгость в том числе.
Отец много молился. Никогда я не слышал от него разговоров о материальных трудностях и несправедливостях. Никогда. Он был примером неосуждения. Его слово никогда не расходилось с делом.
На жалобы прихожан на кого-то он отвечал: «А ты благословляй его! На каждое осуждение отвечай благословлением». И те, кто так поступали по его совету, потом приходили и благодарили.
— Вас у родителей десять: шесть сыновей и четыре дочери. Отличалось ли воспитание мальчиков и девочек?
— Никаких различий в воспитании не было. Не было любимчиков ни у папы, ни у мамы. В хорошем смысле они были как камни — невозмутимые, никакой излишней эмоциональности. Каждый в семье знал свои обязанности, выполнял их. Была традиция отмечать все праздники вместе. Папа довольно дисциплинированно воспитывал нас и в денежных вопросах — в семье всегда был строгий лимит.
Иногда и слов не нужно было — достаточно было взгляда, чтобы стало понятно, что делаешь что-то не так. Например, я, помню, без спроса открыл компьютер и играл. Папа приоткрыл дверь в комнату, увидел это, просто посмотрел укоризненно, и мне всё сразу стало понятно. Или еще случай. Пришел ко мне друг, мы начали по телефону звонить своим одноклассникам и подшучивать над ними. Отец это услышал, сел вместе с нами, открыл жития святых и стал читать. Не ругал, а просто читал с нами. И я вот думал тогда: «Ну и чего он добился?» А потом понял, что наше недобро он таким поступком заменил добром. Он нам показал, что мы можем быть лучше.
— Авторитет и пример отца повлияли на выбор Вами стези священника?
— Я одно время думал так: женюсь и буду точной копией моего отца! Хотел полностью перенять его авторитет, жить так, как он. Я видел его действия в жизни, их результат, и хотел стать таким же.
И что я могу сказать сегодня? До сих пор я даже не начал становиться таким.
Почему? Потому что это колоссальный труд! К примеру, даже стать на молитву. Кажется, встань и молись… Или в отношениях с детьми: уметь быть с ними, не теряя самообладания, терпения. Только сейчас, когда у меня самого уже четверо детей, я понимаю, как это всё непросто. Понимаю, как достойно мои родители проживали все наши истории и приключения.
— Отец Дионисий, можно сказать, что духовная основа вашего рода очень крепкая — все десять детей выбрали духовный путь в своей жизни.
— Да, все мои братья и сестры выбрали идти духовным путем. На сегодняшний день у нас три священника, один дьякон и еще двое на пути к этому. Абсолютно у каждого выбор был осознанным. Две сестры замужем за священнослужителями, еще две — в светском браке, но глубоко воцерковленные.
Мои родители шли путем спасения — спасения своей души. Не потому, что это был путь эгоиста. Они шли к Богу.
Безусловно, их образ жизни отражался на семейном укладе. Пост — значит, пост. Помню, что в Великий пост всегда очень хотелось есть, но не потому, что еды не было, а потому, что она была постная.
Молитва — утром и вечером ежедневно. На службу отец всегда всех приглашал, при этом никакого насилия не было. Он мог с колокольчиком пройти по квартире и позвать нас всех на молитву. Всё это постепенно врастало в нас — эта реальная жизнь, эти потребности.
Поведение родителей, их общение между собой, то, как они обсуждали какие-то вопросы, их личные рекомендации — всё это было пронизано искренней духовностью.
Конечно, всё это повлияло и на мой выбор. Не то чтобы я не мог стать кем-то еще, кроме священника, — мог, конечно. Но уже без сложившегося уклада было трудно.
Тем не менее после 9-го класса я пробовал поступать в энергетический колледж — преследовал чисто материальные цели, считая, что получу выгодную профессию. Родители не сопротивлялись. Не поступил, потому что плохо готовился, да и было неинтересно. Потом я помышлял о военном деле, опять же с перспективой материальных благ. Я поступил в класс, где готовили спасателей в МЧС. И понял, что там не моя среда, хотя по всем параметрам я подходил для этой профессии. И уже к концу 11-го класса я принял решение стать священником. Буквально за два месяца подготовился к поступлению в семинарию, мне было интересно: учил тропари, Библию перечитывал. Успешно поступил, успешно окончил и с радостью несу свое служение.
Сегодня я абсолютно гармонично себя ощущаю в этом. Хотя до принятия решения поступить в семинарию стеснялся этого — при друзьях я был как они. Уже после поступления с некоторыми наши дороги разошлись, а настоящие друзья остались.
— В этом году исполняется 10 лет, как Вы в сане священника. Что изменилось в Вас за это время?
— Меня коробит, когда я начинаю лезть не в свою сферу. У меня такое раньше бывало, и нередко. Например, приходил ко мне человек и жаловался, что у него серьезные юридические проблемы. Что я начинал делать? Советовать. Помогал искать выход. Я ему помогал как человек, но не как священник. А вот когда я стал звать этих же людей на молитву, на исповедь, на службу — то есть заботиться и об их духовном состоянии, полагаться на Промысл Божий в сложившейся ситуации, — мне стало лучше. Пришло осознание, что я не попечитель только о земных благах, облаченный в одежды священника. Для чего мне тогда эти одежды? Я священник прежде всего.
Господь мне поручил этих людей, и раз я носитель благодати Духа Святого, то в первую очередь должен просить помощи у Него.
— Вспомните, пожалуйста, что Вы чувствовали, когда в первый раз вышли исповедовать прихожан в качестве священника?
— Впервые я вышел исповедовать в Свято-Успенском Жировичском монастыре. На тот момент я был студентом Минской духовной академии. Меня рукоположили, я отслужил 40 дней и по истечении этого срока впервые вышел исповедовать. Очень помог мне тогда совет архиепископа Гурия: «Никому ничего не советуй! Больше слушай».
Ситуацию прихожанина на исповеди проанализировать и дать совет может ведь не только священник. Но мы — священнослужители — берем к руководству Евангелие, заповеди Божии, духовные примеры. Можем подсказать, в чем грех, да. Но когда начинают спрашивать конкретный совет — это уже начало внутренней духовной жизни, и, если вопрос для меня сложный, я могу попросить телефон прихожанина, посоветоваться со своим духовником, а уже после сказать ответ. Бывает и так. Я в тесной связи с духовником.
К слову, до последних дней своей жизни моим духовником был отец. Сейчас мой духовник — это мой крестный. Он тоже священник. По текущим вопросам я также советуюсь со старшим духовником нашей Минской епархии отцом Игорем Латушко. Когда есть благословение, то все вопросы решаются наилучшим образом. Это мой опыт.
К сожалению, нередко сегодня вижу ситуацию, когда даже православные верующие считают, что иметь духовника и решать с ним свои вопросы — это слабость. То есть смирение принимают за слабость. Такое вот искушение современного мира…
Духовную жизнь без духовника можно сравнить с заочным образованием.
Постоянно перечитываю книгу отца Иоанна (Крестьянкина) «Опыт построения исповеди». Закончил читать — и снова начинаю. Вроде бы простые, даже элементарные вещи описаны, но всегда узнаю новое.
Сам я стараюсь исповедоваться еженедельно. Это мой необходимый минимум. Чем больше погружаешься в духовную жизнь, тем больше осознаешь в себе проблемы и те нити, которые привели к ним.
— Многие батюшки говорят, что духовника искать не нужно — он появится тогда, когда будет на то необходимость. Тем не менее когда исповедь принимает один и тот же священник, это лучше для прихожанина — становится видна та самая «кривая», которая привела к греху…
— Люди ищут священника, который живет так, как говорит и учит. То есть ищут не фарисея. И еще такой момент — священник как личный пастырь: добрый и недобрый. Тот, кто наставляет строго или мягко. Все мы люди, со своими характерами, и, конечно, личный фактор никто не отменит. Иногда находишь своего духовника методом проб и ошибок, а иногда сразу, с первого прихода в церковь.
— Что самое сложное в Вашем служении? И, наоборот, от чего получаете самую большую радость?
— Я иногда печалюсь оттого, что не всегда есть возможность совершать таинства. Ведь что значит принимать участие в таинстве, будь то Венчание, Крещение, Отпевание? Это прежде всего совместная молитва, когда ты с кем-то обращаешься к Богу. Для меня это самое важное, чем должен заниматься священник. С другой стороны, любое послушание, которое ты выполняешь, — это тоже духовная мера твоей жизни.
В свое время я очень любил службы в Жировичах. И до сих пор люблю. Там службы намного длиннее, чем в городских храмах. Ты стоишь на такой службе и в полной мере понимаешь, чем занимаешься. И для кого…
— Вы — многодетный папа. И очень занятой папа при этом. Насколько у Вас получается вникать в жизнь Ваших детей, проводить с ними время, воспитывать?
— Мои дети не избалованы моим временем и вниманием, я это понимаю, но вместе с тем чувствую, что не отдаляюсь от них. При любой возможности я всегда выбираю время с семьей.
Я так благодарен Богу, что моя матушка именно такая, какой я хотел бы ее видеть! Она молится, любит детей. Она очень заботливая, терпеливая, понимающая. Благодаря этим ее качествам в доме есть стабильность во всем, постоянство, и для детей это очень хорошо. Естественно всё происходит. Конечно, все домашние хлопоты на ней.
До нашего брака я еще не был в сане священника, но уже учился в семинарии. Азы Православия моя будущая жена знала, но воцерковленной не была и не хотела быть женой священника. Но я ее в себя влюбил, и всё получилось (улыбается).
— Что Вы переняли из уклада родительской семьи?
— Ежедневные утренние и вечерние молитвы, принятие святой просфоры и святой воды натощак, богослужения в воскресные и праздничные дни, исповедь. Мой сын в пять лет уже знает, что есть поступки, в которых лучше покаяться. Наши дети в семь лет уже читают молитвы по-церковнославянски. Всё просто: если родители сами ведут правильный образ жизни, ребенок это впитает.
— Ваша занятость сегодня — это не только служение в сане священника в Свято-Духовом кафедральном соборе…
— Помимо священства я несу послушание председателя Приходского совета в соборе, председателя Наградной комиссии Белорусского Экзархата. Есть еще послушание в управлении делами в Белорусской Православной Церкви. Но самое главное — это живое служение в соборе. Я являюсь клириком с 2017 года. В основном служу в праздничные и воскресные дни. Но всегда стараюсь найти время, если ко мне обращаются за помощью: и покрестить, и повенчать, и выехать освятить квартиру, машину. Это очень важно для меня — не перепоручать другим священникам просьбы прихожан. Иначе теряется благодать, которая приходит только от живого служения ближнему.
Интервью взято с сайта Свято-Елисаветинского женского монастыря
obitel-minsk/ Bratstvo.minsk.by
